CNews: Каким был 2016 г. для российского рынка ИТ в госсекторе? Можно ли говорить о стабилизации или даже росте государственных расходов на ИКТ в 2017 г.?

Сергей Хрупов: Год оказался весьма сложным. Прежде всего потому, что по сравнению с 2015-м финансирование на информационные технологии и поддержание работоспособности систем, в том числе систем связи, Минфином России и Правительством РФ было сокращено приблизительно на 15 %.

Надо сказать, что это привело к серьезному обострению конкуренции между игроками на рынке, в первую очередь на конкурсных торгах. Компании-претенденты во многих случаях были готовы занижать запланированную доходность своих услуг по поставкам и созданию систем подчас буквально до нуля, лишь бы сохранить свои ресурсы и хоть как-то их прокормить. Безусловно, конкуренция необходима, она позволяет выявить лучшего. Но ведь конкурировать надо не только ценой, но и соответствующим опытом, интеллектом. А в последние два года, особенно в 2016-м, конкуренция свелась исключительно к ценовым показателям. И это плохо отражается на состоянии рынка, прежде всего потому, что участники торгов все чаще стали руководствоваться принципом «давайте ввяжемся, а там разберемся».

Это в итоге, безусловно, повредило качеству проектов, поскольку, стремясь выиграть, компании не просчитывали как следует свои возможности по исполнению контрактов. Соответственно, многие проекты оказались реализованы откровенно плохо.

По всем внешним признакам, по данным рейтинговых агентств, по внутренней отчетности нашей компании мы можем говорить о том, что рынок сократился. Скажем, INLINE Technologies удалось сохранить ряд финансовых показателей, но улучшить их не получилось. Компания заработала меньше денег и по причине сильной ценовой конкуренции, и по причине падения доходности проектов.

Положение усугублялось еще и тем, что доллар весь год оставался нестабильным. А ведь в ИКТ-решениях, в том числе для госсектора, используются в основном импортные компоненты, которые закупаются за доллары, а по контрактам поставляются за рубли. Так что, при высокой волатильности валютного курса и с учетом длинных циклов планирования в госорганах у интеграторов неизбежно возникали потери на курсовых разницах. От этого пострадали все участники рынка.

Так как денег на ИТ стало меньше, оборудование сильно подорожало, произошла попытка перераспределить бюджеты. Например, если в 2014 году в каком-нибудь ведомстве запланированных, условно, 100 млн рублей на создание системы хранения данных хватало, то в 2016-м оказалось, что за те же деньги подобную систему построить не получится. Поэтому госорганам, с одной стороны, приходилось пересматривать требования к заказываемым системам, уменьшать их масштаб, соглашаться на замену компонентов, по большей части на аналоги китайского производства, а с другой – выделенный бюджет расходовать на сервисные контракты, контракты по разработке и внедрению ПО. Все это не носило системного характера, но тем не менее увеличило в бизнесе интегратора долю услуг.

Еще одна примета 2016–2017 годов – участникам ИТ-рынка приходится заметно сокращать расходы на маркетинговые исследования, R&D, НИР, обучение персонала. Большинство компаний в той или иной степени приостановили формирование технологического задела на будущее, и сейчас они разбираются, как найти внутренние резервы для развития.

О стабилизации или росте в 2017 году государственных расходов на ИКТ говорить, к сожалению, не приходится. Государственный бюджет по-прежнему испытывает дефицит и по-прежнему сильно зависит от цен на нефть.

А в силу этого продолжается его сокращение, пусть не такое сильное, как в 2015–2016 годах, но все же, по оценкам, госрасходы в 2017 году, и на ИТ в том числе, снижены от 5 до 10%. Это подтверждают опубликованные планы информатизации и закупок, это мы видим по запланированным нашими заказчиками объемам работ.

Надо также сказать, что, как бы мы не бодрились, санкции играют свою негативную роль. Мне сложно судить о сельском хозяйстве, а в области информационных технологий они совсем не способствуют развитию, ограничивая доступность западных технологий для отдельных секторов экономики России.

Влияние госсектора на рынок информационных технологий настолько велико, что постоянное сокращение финансирования, на мой взгляд, неизбежно скажется на общем замедлении развития информатизации в стране. Мы это увидим не через месяц-другой, конечно, но через пару лет точно. Более того, возможная стагнация ИТ-отрасли может потянуть за собой снижение темпов развития и тех отраслей, где ИТ играют ключевую роль в функционировании бизнес-процессов, например финансы и телекоммуникации.

Поэтому вызывает сожаление, что по данному вопросу до сих пор не обозначило четкой позиции профильное министерство – Минкомсвязи России. Между тем, наверное, оно могло бы заявить о значимости ИТ-направления для государства и отстаивать необходимость его приоритетного финансирования, предложить снижение налоговой нагрузки на отрасль и придумать, как стимулировать инвестиции.

CNews: Какие государственные инициативы и проекты 2016-2017 гг., на ваш взгляд, являются наиболее важными и интересными?

Сергей Хрупов: Я бы обратил внимание на несколько заметных активностей нашей исполнительной власти.

Первая – это ужесточение фискальных мер с целью привести бизнес к стопроцентной уплате налогов, вывести экономику из тени. И осуществляется это в том числе через реализацию масштабного проекта по модернизации автоматизированной информационной системы Федеральной налоговой службы РФ. Основная идея здесь заключается в том, что вся налоговая информация хранится и обрабатывается в единой федеральной информационной системе.

К сожалению, эта правильная инициатива государства имеет и негативную сторону. Если прежде налоговые органы – это касается не только ИТ-бизнеса – расходы компании признавали достаточно легко, то сейчас усилий на доказательство правомерности расходов требуется гораздо больше.

Другая важная инициатива государства – утверждение в текущем году Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы и программы «Цифровая экономика Российской Федерации». Есть еще государственная программа «Информационное общество» (2011–2020 годы), была «Электронная Россия». Это свидетельство того, что правительство страны считает стратегическим направлением автоматизацию собственной деятельности и деятельности всех секторов экономики, без чего, безусловно, жить нельзя. Давайте вспомним, например, что такое было получить загранпаспорт 5–10 лет назад. И как это сейчас можно сделать через портал «Госуслуги». А это же просто автоматизация!

Еще одна, вынужденная инициатива – собственно, наш ответ на санкции. Правда, идея импортозамещения, на мой взгляд, пока недостаточно оформлена: имеющейся нормативной базы для исполнения соответствующих мероприятий не хватает, у участников рынка нет четкого понимания того, что представляет собой импортозамещение с точки зрения правительства. В последние два года и заказчики, и ИТ-компании пытаются это осознать, рассмотреть с разных сторон, в том числе заключать OEM-соглашения, собирать и дособирать технику в стране.

Сергей Хрупов: Влияние госсектора на рынок информационных технологий настолько велико, что постоянное сокращение финансирования, на мой взгляд, неизбежно скажется на общем замедлении развития информатизации в стране

Безусловно правильным, хотя, может, не для всех заметным стал выход реестра Минкомсвязи России российского программного обеспечения и новая редакция приказа Минпромторга России № 1032 и Минэкономразвития России № 397 об утверждении критериев, позволяющих телекоммуникационному оборудованию считаться оборудованием российского происхождения.

В документах определено, какое ПО и оборудование может считаться российским. Правильно или неправильно определено, выполнимы предъявляемые требования или нет – это другой вопрос. Правила названы, главное, чтобы они не менялись в сторону ужесточения, по крайней мере импортозамещение какую-то упорядоченность приобретает.

Реально надо поднять в стране серьезное производство «железа», вплоть до изготовления печатных плат. Сложно это, дорого, и самое главное – для того, чтобы оно было выгодно производителю, платы должны печататься миллионными тиражами. А наш рынок пока не может дать такой спрос.

Поэтому, когда прозвучала тема санкций, первый тренд был четко в сторону китайских производителей. Интерес к ним проявлен очень серьезный, и конечно, они значительно улучшили свои показатели и укрепили свои позиции. Например, доля китайского оборудования в продажах INLINE Technologies выросла, потому что спрос, скажем, на системы хранения данных, вычислительный комплекс или кластер высокой доступности наших заказчиков, санкционных с точки зрения Европы и США, надо каким-то образом удовлетворять. Мы, как интегратор, с удовольствием бы поставляли российские решения, только их слишком мало. Выход один – оборудование китайских производителей, потому что у китайцев санкций нет в нашу сторону. Да, это не импортозамещение, это Европа-Америка-замещение. Но в ряде случаев приходится делать именно так.

Китайские партнеры непростые. Нельзя сказать, что они предлагают исключительные ценовые условия по сравнению с американскими или европейскими компаниями. Они гораздо сложнее и менее надежны в деловых коммуникациях, у них намного ниже скорость реакции, восточная культура сильно отличается от нашей. Однако техника китайских производителей достаточно приличная, и доля ее внедрения в государственных органах и санкционных секторах экономики сегодня, безусловно, повысилась. Это не инициатива государства. Так сложилось.

CNews: Как вы оцениваете спрос на российские разработки со стороны госведомств? Можно ли сказать, что импортозамещение в России действительно происходит?

Сергей Хрупов: Спрос на российские разработки со стороны госведомств, безусловно, есть, и интерес к отечественной технике проявляется. Впрочем, он был и до санкций. Например, существует довольно широкий спектр российских телефонных станций, которые уже давно используются силовиками.

Среди государственных органов есть активные приверженцы отечественного оборудования. Так, МВД очень внимательно следит за российскими разработками, тестирует их и использует. Например, в 2016 году министерство провело довольно крупный конкурс на закупку рабочих мест «Таволга» на базе процессора «Байкал-Т1» и серверов «Эльбрус».

INLINE Technologies в нескольких заказчиках, сейчас не могу их назвать, апробирует отечественное телеком-оборудование и продолжает изучать разработки российских производителей. Да, их уровень пока заметно ниже, чем западных и китайских продуктов. Однако надо с чего-то начинать. И мне, как российскому гражданину, это нравится. Моя профессия, мое образование – из того прошлого, когда мы создавали системы, а не только пользовались чужими. И конечно, в этом очень увлекательно участвовать. Другое дело, это достаточно сложная перестройка для бизнеса, достаточно затратная вещь, а на рынке кризис и лишних денег нет.

Надо сказать, Минпромторг России пытается инвестировать в ИТ: создавать государственно-частные партнерства, в рамках своих программ заказывать те или иные разработки. Это очень помогает отрасли. Будем надеяться, что министерство будет наращивать инициативы по инвестированию в создание отечественных продуктов для ИКТ-технологий.

Тренды, на мой взгляд, положительные. Но как всегда, хотелось бы, чтобы процессы протекали быстрее, лучше, качественнее. Конечно, очень многое зависит от конкретных людей. Вот не было бы Сергея Павловича Королева, возможно, не полетел бы Юрий Гагарин в космос. Здесь ровно такая же история. Есть талантливые инженеры, программисты и просто заинтересованные люди – они продвигают идею импортозамещения не для галочки, они развиваются сами и двигают отрасль, часто встречаясь с разнообразными препонами. Мы знаем руководителей ряда ведомств, ИТ-руководителей, руководителей коммерческих компаний, которые являются приверженцами идеи импортозамещения и вносят заметный вклад в ее реализацию. Мы также знаем компании, которые занимаются производством, сами пытаемся этим заниматься, таким образом вкладываясь в импортозамещение как в идею, а не только как в средство зарабатывания денег.

CNews: Какие продукты отечественных производителей ваша компания уже включила в свои решения для государственных органов?

Сергей Хрупов: Сегодня в свете импортозамещения и происходящих на рынке изменений INLINE Technologies находится в поиске отечественных продуктов, способных адекватно заменить западные аналоги. Скажем, в части телеком-оборудования – это наряду с китайскими продуктами решения компании Setec, базирующиеся на аппаратных платформах «Байкал», в части хранения данных и виртуализации – разработки компании Aerodisk, в части управления сетевой инфраструктурой и контроля качества услуг связи, инвентаризации и учета материальных и нематериальных активов, учета и контроля качества энергоресурсов – линейка продуктов компании Univef, а в части аналитического и информационного обеспечения – решения компаний «Форсайт» и LM Soft.

В 2016 году мы представили свой подход к построению комплексной ИТ-инфраструктуры для таможенных органов РФ на базе оборудования и ПО LM Soft, Seteс и Univef. В решении учтены результаты реализованных проектов по автоматизации процессов деятельности министерств, ведомств и федеральных служб. Так, ПО компании Univef может заменить аналогичные продукты Ixia, CA Technologies, HP и IBM, а ПО компании LM Soft – отдельные продукты Microsoft и Oracle.

А совсем недавно INLINE Technologies завершила проект по установке и эксплуатации общедомовых узлов учета энергоресурсов, поставляемых в многоквартирные дома, для муниципалитетов Московской области. Здесь мы использовали технологическую платформу Univef Smart.

Мы понимаем, что будущее не только за ИТ-системами общего назначения, а также и за специализированными системами для решения разнообразных задач заказчика. Здесь отмечу наше сотрудничество с российской компанией LM Soft, которая в том числе разрабатывает ПО для оптимизации процессов управления полным жизненным циклом и специализируется на работе с предприятиями оборонно-промышленного комплекса. LM Soft внедряет решения в области управления программами и проектами, интегрированной логистической поддержки, управления данными об изделиях, основными фондами и НСИ.

Совместно с LM Soft мы работали над созданием АИС проектного управления для Минпромторга России. Ее основой является продукт LM Soft PM, а в качестве базы данных используется открытая СУБД PostgreSQL.

Сегодня нам все чаще поступают запросы на модернизацию систем, опирающихся на промышленные СУБД или платформы документооборота, систем с применением ПО с открытым кодом, например той же PostgreSQL. Это дело нашего ближайшего будущего. Сейчас мы проектируем такие системы, ведем разработку заказных программных продуктов с учетом того, чтобы они могли быть сертифицированы в России и были бы импортонезависимыми, насколько это возможно.

Конечно, мы не можем полностью отказаться от импортного общесистемного ПО, поскольку та же ОС Microsoft Windows используется многими нашими заказчиками. Тем не менее появилась тенденция к ее замещению операционной системой Linux и сертифицированной Astra Linux, на которую ориентируется, в частности, Минобороны России и наш оборонно-промышленный комплекс. И здесь мы, в частности, начинаем предлагать своим заказчикам решения на базе защищенной ОС «Тринити», разработкой и сертификацией которой по требованиям ФСТЭК России занимается наш партнер Setec.

Например, в феврале текущего года на заседании клуба ИТ-директоров Госкорпорации Ростех мы представили модификацию системы унифицированных защищенных рабочих мест. Их аппаратную основу составляют терминальные станции «Таволга Терминал» на базе процессоров «Байкал-Т1», производимые «Т-Платформы», а программная часть реализована как раз с помощью «Тринити». Как видите, система полностью импортонезависимая.

CNews: Какие меры поддержки ИТ-отрасли должно оказывать государство, на ваш взгляд?

Сергей Хрупов: Должен быть целый комплекс мер с большим количеством действий, включая использование экономических инструментов, привлечение целевых инвестиций, и постоянным мониторингом отрасли, причем адекватным мониторингом. Нужно четко понимать, что происходит, и честно сообщать заинтересованным бизнесменам, пользователям, заказчикам о том, куда ИТ-рынок движется, а не рисовать несуществующие миллиарды от экспорта отечественной ИТ-продукции.

Между тем со стороны государства нет правильных экономических стимулов, хотя бы в виде послабления налогов. Например, существующими льготами для разработчиков ПО не могут пользоваться крупные компании, для которых разработка ПО является одним из направлений деятельности, потому что для получения налоговых льгот более 90% их выручки должно приходиться на продажу лицензий на это ПО. А в информационной системе, целиком состоящей из программного обеспечения, стоимость лицензий базового ПО составляет меньше половины. Остальное – это хлопоты по проектированию, консалтингу, внедрению и т. п. Для получения налоговых послаблений компания вынуждена софтверное направление выделять в отдельный бизнес, инвестировать в него в расчете на то, что в будущем «дочка» получит льготы. Получение этих льгот – весьма сложная, сильно зарегулированная вещь. И кроме того, на мой взгляд, текущие льготы недостаточны, чтобы подтолкнуть бизнес к инвестированию в локальное производство.

К мерам экономического стимулирования можно отнести и упрощение делопроизводства, в том числе по оформлению возврата НДС. Сейчас так же, как и получение налоговых послаблений, – это очень непростой, длительный процесс.

И конечно, следует поработать над тем, чтобы сделать более понятными и прозрачными уже существующие, закрепленные законодательно механизмы поддержки отечественных производителей. Я имею в виду постановления правительства № 925 «О приоритете товаров российского происхождения, работ, услуг, выполняемых, оказываемых российскими лицами…» и № 968 «Об ограничениях и условиях допуска отдельных видов радиоэлектронной продукции, происходящих из иностранных государств, для целей осуществления закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд». Согласно первому, российскому производителю на аукционах и конкурсах предоставляется преференция – снижение цены на 15 %. Но сначала нужно выиграть конкурс, и лишь потом каким-то образом вернуть эти 15 %. При этом процедура возврата непрозрачна, сильно зависит от субъективных представлений ведомства-заказчика. Кроме того, положения Постановления несколько конфликтуют с Федеральным законом № 44-ФЗ.

Второй нормативный документ устанавливает, что, если в аукционе участвуют не менее двух поставщиков российской радиоэлектронной продукции, заявки, содержащие зарубежную продукцию, отклоняются. Тут все ясно. Это действительно защита отечественного производителя. Пока, к сожалению, практики применения обоих постановлений немного, но надеюсь, она будет расширяться.

Далее. Если государство хочет, чтобы та или иная отрасль развивалась, оно само не должно участвовать в бизнесе. На протяжении пятнадцати лет мы видим, как происходит монополизация нефтяной отрасли. Это уже привело к сокращению количества компаний – игроков на рынке и, может быть, к не очень эффективному управлению ею, хотя и к более централизованному администрированию и контролю над нефтяными доходами. Но это абсолютно другая цель – не развитие технологий, а консолидация доходов и ресурсов в рамках государства.

В ИТ-отрасли начинает появляться тот же вектор. Государственные компании, такие, как Ростех и Ростелеком, уже довольно прочно присутствуют на рынке. И понятно, что с точки зрения административного ресурса частной компании конкурировать с госкорпорацией достаточно сложно, особенно в области импортозамещения. Частная компания не имеет здесь политических преимуществ, хотя имеет преимущества хозяйственные – частный бизнес всегда эффективнее, чем государственный. Однако первичные деньги получают госкорпорации, отключая частный сектор от возможных контрактов, а соответственно, от возможных потребителей. С таким подходом отрасль развивать не получится. Можно будет создать еще пару госкорпораций, которые будут делать все. Плохо, но все. Рынок видит, что производить госкорпорации пока ничего не начали, к сожалению. Тех же «Йотафонов» за все время продано лишь 200 тыс. штук.

Поэтому я считаю, что государство должно сдерживать свои бизнес-интересы в ИТ-сегменте. Это поможет рынку, на котором уже достаточно крупных игроков – частных компаний, имеющих опыт, экспертизу и доказавших свой профессионализм за два десятка лет.

Более того, в государственные компании будет инвестировать только государство. Частный капитал туда не пойдет. А без него отрасль развиваться не может, в том числе и потому, что кто-то должен вкладывать деньги в стартапы, в идеи, многие из которых не взлетят. По статистике, только два-три из десяти начинаний становятся востребованными. Но для того, чтобы эти три случились, еще семь должны быть все равно проработаны.

При этом, на мой взгляд, лучше, если это будет осуществляться не на уровне министерств, а на уровне инвестиционных центров, таких, как, скажем, Сколково, – но не одного, а десятка подобных. Мало того, к инвестированию обязательно нужно привлекать частный сектор – и для расширения возможностей, и для создания конкуренции, то есть необходимо организовать площадку инноваций.

Если мы посмотрим, например, на частные инвестиции в той же Кремниевой долине, то увидим: разрабатываемых проектов по созданию ПО и «железа» на несколько порядков больше, чем реализованных, 70-80 % из них никогда нигде не появляются. Но большое количество активностей в данной области дает в итоге значимый выхлоп. И скажем, в телекоме большая часть гигантов, лидеров рынка давно уже практически ничего не разрабатывает самостоятельно, R&D-центры этих компаний занимаются в основном поддержкой и развитием существующих продуктов. А новинки они получают через приобретение стартапов. На Западе существует целая индустрия вокруг зарождения новых решений, которые продаются компаниям Avaya, Cisco, Juniper, HP, IBM и др.

У нас таким инкубатором должно было стать Сколково, но не получилось, к сожалению: то ли центр недостаточного размера, то ли правила вхождения в него сложные. Посмотрите, как много разработчиков с замечательными идеями уезжает в ту же Кремниевую долину для того, чтобы там попытаться продать свой стартап.

И здесь-то государство как раз могло бы участвовать более активно. Тем более что в лице Роснано мы имеем пример государственно-частного партнерства. Роснано не является участником рынка в данном случае и в отличие от того же Ростеха не ходит за контрактами, не пытается собрать их с рынка, а наоборот, инвестирует в стартапы. Мне сложно оценить, насколько эффективно, но его позиция по крайней мере не убивает рынок.

Все-таки не нужно забывать, что ИТ во всем мире живет по несколько обособленным законам. Если в таких отраслях, как военная и космическая промышленность, авиастроение, мы знаем частные компании, которые настолько большие, что, вероятно, по принципам управления мало чем отличаются от государственных, то в ИТ-отрасли я затрудняюсь назвать гиганта, подобного Airbus, Boeing или Lockheed Martin, живущего, с одной стороны, по закрытым правилам, а с другой – так близко к государству находящегося, что может называться госкорпорацией или быть похожим на нее. ИТ-компании – это, как правило, открытые, динамичные и креативные компании, с очень быстрой реакцией, с отличными от государственных принципами управления, с большим количеством стартапов и инвестплощадок. И мало того, не IBM и не Cisco на самом деле двигают отрасль. Как я уже говорил, они приобретают небольшие инновационные компании, где, собственно, зарождается весь смысл и все новинки информационных и телеком-технологий. Именно поэтому, на мой взгляд, государству надо сделать некоторые исключения, если оно хочет, чтобы ИТ-отрасль действительно развивалась, и мы имели конкурентные продукты российского происхождения.

CNews: Какова, на ваш взгляд, сегодня ситуация в стране с обеспечением информационной безопасности? В какой степени можно рассматривать интернет как угрозу национальной безопасности?

Сергей Хрупов: Строго говоря, это совершенно разные вопросы, если, конечно, под обеспечением информационной безопасности мы понимаем не выстраивание «железного занавеса» между интернетом и страной, а соблюдение законов, регламентирующих работу с секретной и конфиденциальной информацией и обязывающих исполнителей и заказчиков обеспечивать нормы, гарантирующие безопасность данных. А с этим у нас всегда было хорошо, я считаю. Когда в последний раз мы слышали, не важно, фейковые или нефейковые, сообщения о проникновении в наши государственные информационные системы каких-либо злоумышленников? Был ли хотя бы намек на вмешательство хакеров в работу, скажем, ГАС «Выборы»? А в WikiLeaks много документов российского происхождения? Все это говорит о том, что государство охраняет свои секреты достаточно эффективно. Вирусы да, проникают, но это – другая угроза.

В нашей стране еще со времен СССР есть сильная криптографическая школа, есть собственный криптографический стандарт, который ничем не хуже, а, может быть, даже и лучше с точки зрения математики американских стандартов на шифрование и защиту информации, которые используются в мире. Сегодня есть «Лаборатория Касперского», InfoWatch, «ИнфоТеКС» и другие компании, имеющие ИБ-продукты очень серьезного уровня. В стране работает пять или шесть производителей шифровального оборудования. Так что, с ИБ-разработками, с интеллектуальной собственностью на них в России все неплохо.

Наша нормативная база всегда четко, иногда, может, чуть более, чем надо, описывала, что и как должно быть. Она понятна для тех, кто владеет информацией, и понятна для тех, кто оказывает услуги и разрабатывает продукты в данной области. Правда, в последнее время достаточно долго, тяжело и дорого проходит процесс сертификации на различные классы защиты. Это удорожает ИБ-продукты, и здесь хотелось бы улучшений.

Другое дело, что заказчик порой не понимает, какую категорию защиты информации ему необходимо применить, какие требования к системам информационной безопасности выдвигать. В этом ему могут помочь компании, имеющие необходимые лицензии ФСБ России и ФСТЭК России на проведение консалтинговых работ, в том числе и INLINE Technologies. И то, что мы встречаемся с неграмотными специалистами у заказчика, которые допускают нарушения, не означает, что политика государства в этой сфере хромает.

А вот если мы спрашиваем, является ли сам интернет угрозой, ответ – да, потому что через него распространяется не только полезная, но и вредная информация. Можно ли что-нибудь с этим сделать? На мой взгляд, немногое. Мало того, чем больше запретительных мер будет вводиться, тем больше противодействующих шагов будет совершаться. Ведь совершенно очевидно, что, какие бы меры государство не предпринимало, часть интернета будет закрыта ото всех, потому что всегда будут люди, стремящиеся общаться конфиденциально, зашифровав свою информацию, и они найдут способы сделать это. Например, ни для кого не секрет, что есть Tor (The Onion Router) – параллельный интернет, в котором пользователи анонимны и вся информация зашифрована. Запретит государство его, на смену придет другой.

А кроме этого, нельзя забывать, что большая часть международных и российских компаний использует интернет просто как среду передачи данных, прокладывая свои виртуальные частные сети, VPN, от одного офиса к другому. И в них конфиденциальная информация, коммерческая тайна зашифрованы. И никакой закон Яровой это не вскроет, потому что есть нормативная база, предписывающая шифровать эти данные. А также уже сейчас определенные компании совершенно легально, руководствуясь документами, шифруют трафик, который идет по открытым сетям, в том числе видеоконференцию, голос, корпоративную почту, трафик информационных систем, потому что там могут быть и конфиденциальные данные.

Есть еще один аргумент в пользу того, чтобы оставить интернет «открытым», – для спецслужб он является весьма эффективным средством выявления и предотвращения правонарушений и преступлений. Но как только Сеть станет зарегулированной, она перестанет быть источником информации для правоохранителей и площадкой, внутри которой они могут иметь своих агентов для выявления правонарушителей и террористов. Те, повторяю, просто скроются за анонимными способами коммуникации.

Поэтому, мне кажется, надо оставить интернет в покое. Конечно, соблюдать законы «О противодействии экстремистской деятельности», «О борьбе с терроризмом», пресекать рьяные попытки нарушить социальные нормы и законы общества.

Меня в принципе расстраивает стремление к тотальному контролю. Не потому, что людям есть что скрывать, а потому что они могут пострадать от мер этого контроля, которые на самом деле не смогут никого ни от чего защитить.

Опасны осознанные преступления, а в том, что пользователь случайно вышел на сайт экстремистской организации, поделился в социальной сети нежелательной, с точки зрения власти, информацией или на публике излишне эмоционально высказался против политического устройства в стране, нет большой угрозы для государства. Есть определенное беспокойство для правящей элиты, но не для страны.

CNews: Российский президент «заболел» цифровой экономикой. Не так давно утверждена программа «Цифровая экономика Российской Федерации». Как бы вы прокомментировали ее основные положения?

Сергей Хрупов: Очень хорошо, что президент «заболел» цифровой экономикой. Это значит, что какие-то меры по поддержке отрасли, по увеличению рынка последуют со стороны государства. Конечно, заявления могут остаться всего лишь словами, но, если слов совсем не будет, дело тем более не пойдет. А у нашего президента в общем-то, как правило, за словами дела следуют.

Программа «Цифровая экономика РФ» – документ достаточно пространный и обширный. Основное его послание – мы за все хорошее против всего плохого. С этим не поспоришь! Однако некоторые пункты можно покритиковать, с некоторыми положениями поспорить. А есть в программе вещи очень даже полезные, из которых можно сделать выводы и выбрать, может быть, направления для развития бизнеса.

Прежде всего вызывают вопросы показатели программы, за счет достижения которых к 2024 году планируется сформировать цифровую экономику. Первый из них – «успешное функционирование не менее 10 компаний-лидеров (операторов экосистем), конкурентоспособных на глобальных рынках». Почему 10, а не 11? Много это или мало? И вообще достойная это цель? Не ограничится ли ее реализация составлением списка для отчета?

Далее следует «успешное функционирование не менее 10 отраслевых (индустриальных) цифровых платформ для основных предметных областей экономики (в том числе для цифрового здравоохранения, цифрового образования и «умного города»)». А почему только 10 отраслей должны быть цифровизированы? Мне также не понятно, почему программа не подразумевает, что, например, в здравоохранении могут быть 3 цифровые платформы. Ведь для того, чтобы предоставлять эффективный сервис тому же здравоохранению или какой-либо другой отрасли, надо иметь не одно решение, а несколько конкурирующих. Тогда технологии будут развиваться, будет снижаться стоимость ИТ-решений, а у пользователей появится выбор. А с другой стороны, может, и не надо создавать 10 отраслевых платформ, а целесообразнее создать 3–4, но таких, которые могут применяться в разных отраслях? И в принципе из документа не очень ясно, идет ли речь о вновь создаваемых или существующих платформах. Если имеется в виду последнее, то, например, для Минздрава России поставщик облачных приложений уже определен – это Ростелеком, а ГИС ЖКХ введена в промышленную эксплуатацию. И кроме этого, я могу перечислить еще несколько отраслевых цифровых платформ, которые уже создали министерства и госкорпорации. Нужно это все правильно оформить, и можно отчитываться о выполнении данного показателя программы. Хочется надеяться, что работа все же будет вестись в направлении совершенствования имеющихся цифровых платформ и создания условий для появления новых, а не формального достижения количественного показателя.

Следующий показатель программы – «успешное функционирование не менее 500 малых и средних предприятий в сфере создания цифровых технологий и платформ и оказания цифровых услуг» вызывает еще большее недоумение. Пятьсот компаний, причем не крупных, а малых и средних! Но ведь сегодня в Реестре организаций, осуществляющих деятельность в области ИТ, Минкомсвязи России зарегистрировано более 6500 компаний. Выходит, этот показатель уже перевыполнен как минимум в 13 раз! И остается только придумать, как существующие компании «распределить» по экосистемам цифровой экономики, и можно отчитываться о выполнении программы. Или надо создать 500 новых компаний? Или только 500 будут заниматься созданием цифровых технологий и платформ? Совершенно непонятно. При этом я настаиваю, что цифра 500 ничтожно мала. С таким количеством малых и средних ИТ-компаний заявленных правительством планов цифровизации не реализовать.

Удивляют и показатели программы по кадрам и образованию. Планируется, что количество выпускников вузов по ИКТ в год составит 120 тыс. человек. Следовательно, за 5 лет больше полумиллиона ИТ-специалистов должны быть трудоустроены. Не могу судить, откуда эта цифра появилась, но давайте посчитаем. Малые компании – это компании численностью до 50 человек, средние – до 500. Кстати, про крупные компании речи в документе не идет, за исключением 10 операторов экосистем. Где будут работать 600 тыс. специалистов по ИТ? В 500 малых и средних компаниях, численность которых, таким образом, за 5 лет возрастет до 1000 человек? Или как? Не понятно.

При этом ежегодно есть еще 800 тыс. «выпускников высшего и среднего профессионального образования, обладающих компетенциями в области информационных технологий на среднемировом уровне». А эти где будут искать себе применение? Видимо, предполагается, что в компаниях-заказчиках, то есть это пользователи, которых будет в разы больше, чем специалистов по ИТ. Но для развития отрасли, особенно при увеличивающейся доле услуг аутсорсинга, порядка 70 % всех ИТ-специалистов должны работать на стороне исполнителя, а специалисты в заказчике должны формулировать задачи и задания для него, оценивать выполненные работы и не заниматься разработкой продуктов и ИТ-эксплуатацией систем. Не следует министерствам, ведомствам, отраслевым предприятиям самим создавать автоматизированные системы, это нужно поручать квалифицированному исполнителю.

Заключительный в данном подразделе показатель «доля населения, обладающего цифровыми навыками, – 40 %», я считаю, тоже уже достигнут. Объясню, почему. Информатика стала обязательным школьным предметом с 1 сентября 1985 года. Поэтому люди, учившиеся в школе последние 30 лет, – а это как минимум половина населения страны – цифровые навыки имеют. У нас также высока доля людей с высшим образованием, которые за эти годы могли получить сведения об информационных технологиях в институте. И более того, поскольку в Программе не уточнено, какими именно навыками должны обладать 40 % граждан РФ, мы вправе считать, что каждый, умеющий отправлять e-mail со смартфона, обладает цифровыми навыками. Если же имеется в виду, скажем, население Крайнего Севера, тогда нужно говорить не о процентах имеющих цифровые навыки, а о степени проникновения информатизации в регионы страны.

Не понятен и такой показатель, как «количество реализованных проектов в области цифровой экономики (объемом не менее 100 млн рублей) – 30 единиц». Да, компания INLINE Technologies не имеет 30 проектов в год подобного масштаба, но 5–10 имеет. И на рынке присутствует еще как минимум 10 компаний размером, сопоставимым с нашей компанией, и у них приблизительно такие же показатели. То есть существующие показатели ИТ-отрасли превышают целевые показатели программы?

Дальше определяется, что 10 российских организаций должны будут участвовать в реализации крупных проектов (объемом 3 млн долларов) в приоритетных направлениях международного научно-технического сотрудничества в области цифровой экономики. Так вот, для выхода страны на международные рынки десяти организаций недостаточно. Государству необходимо организовать не один крупный инкубатор, в котором такие проекты будут рождаться. А что такое «в приоритетных направлениях международного научно-технического сотрудничества», вообще не понятно. Не бывает международного научно-технического сотрудничества, бывает научное, а научно-технического не бывает, потому что это секреты, это бизнес, никто не будет делиться. Нам не сотрудничество нужно, а представленность бизнеса на международных рынках. И почему такую цель не поставить?

Наконец, спорным выглядит и такой показатель развития информационной инфраструктуры, как устойчивое покрытие 5G и выше во всех городах-миллионниках. Конечно, надо думать о беспроводной связи следующего поколения, но мне кажется, не программа Правительства РФ должна определять будущую технологию. Вспомним, 10 лет назад надеялись на WiMAX и не очень понимали, что в нем есть организационные и технические недостатки и что LTE лучше. Но преимущества LTE жизнь показала, а не документ определил. И кроме того, не притормозит ли продекларированная в программе цель освоения следующих технологий, например 6G?

А с другой стороны, разработка и внедрение сетей 5G и выше кем должны финансироваться? Государством? Или операторами сотовой связи, которые, собственно, и являются двигателями процесса беспроводного доступа? Но тогда это надо согласовать с «большой четверкой», понимать их стратегию и возможности. До недавнего времени рынок услуг мобильной связи рос, и операторы инвестировали в сети 4G. На данный же момент, как следует из аналитики, прирост абонентов закончился, рост доходов на абонента тоже. Соответственно, не ясно, за счет чего операторы смогут в указанные сроки построить сети 5G, тем более что они еще не вернули инвестиции, вложенные в 4G.

Да, в силах государства подготовить нормативную базу для более легкого прохождения стандартов связи следующего поколения и обеспечить налоговые послабления приоритетным, с его точки зрения, секторам. Но не в силах государства обеспечить масштабное использование нового стандарта. Поэтому вызывает большие сомнения адекватность данного показателя программы «Цифровая экономика РФ».

В то же время, на мой взгляд, государство обязано сделать более эффективным цифровой обмен данными, полностью автоматизировать получение своих услуг. В эту сторону движение есть – принята программа «Информационное общество» (2011–2020 годы), граждане могут получать определенные услуги через интернет-портал. Но к сожалению, в последнее время процесс совершенствования межведомственного взаимодействия забуксовал, по-прежнему людям самим приходится обращаться в различные инстанции за справками, скажем при замене водительского удостоверения. И не потому, что отсутствуют инструменты для автоматизации этих процессов, а потому, что нет нацеленности на улучшение функционирования органов исполнительной власти. И Программа правительства в этой области никаких мер не предполагает, хотя нужно было в рамках ее исполнения предусмотреть действия и сроки по изменению правил взаимодействия государства с гражданами.

Я так подробно и критически прокомментировал раздел о показателях потому, что большая их часть не показывает ровным счетом ничего. Да, в ней есть ряд реалистичных мер по изменению нормативной и законодательной базы, по обеспечению безопасности функционирования информационных систем и технологий, по увеличению доли домашних хозяйств, имеющих широкополосный доступ к интернету. Но в документе отсутствует анализ сегодняшней ситуации, а результаты выполнения перечисленных в нем задач предлагается оценивать по количественным параметрам. На мой взгляд, было бы правильным оценить в деньгах объем рынка, причем по секторам, в разрезах ключевых ИТ-услуг, и четко обозначить планы по его росту – как это происходит, когда речь идет о ВВП. И кроме того, нужно было определить перспективные направления развития, в том числе относящиеся к импортозамещению. Однако из Программы совершенно не явствует, планирует ли государство поддерживать создание отечественной элементной базы. А ведь уже сейчас ряд цифровых технологий, включая микросхемы, санкции запрещают поставлять в нашу страну.